Робур-Завоеватель. Властелин мира - Страница 53

Вряд ли Фриколлин нашел бы этот довод достаточно убедительным!

Дядюшка Прудент немедленно приступил к делу, в то время как Фил Эванс стоял на страже у входа в рубку.

Впрочем, члены экипажа все время находились на носу «Альбатроса», и узникам нечего было опасаться, что их застигнут врасплох.

Дядюшка Прудент прежде всего растер немного пороха, превратив его в тончайший порошок. Слегка смочив его, он всыпал порошок в узкий парусиновый мешочек, напоминавший по форме фитиль. Затем он поджег его и убедился, что за десять минут сгорает пять сантиметров фитиля, стало быть, метр фитиля сгорит за три с половиной часа. После этого он потушил фитиль, плотно обмотал его веревкой и прикрепил полученный таким образом шнур к капсюлю динамитного патрона.

Он закончил работу к десяти часам вечера, и никто ничего не заметил.

В это время Фил Эванс вошел в каюту к своему коллеге.

Весь день экипаж был занят починкой переднего винта. При этом пришлось вытащить винт на палубу, чтобы исправить погнувшиеся лопасти.

Что касается батарей и аккумуляторов, то ни один из источников энергии на «Альбатросе» не пострадал во время урагана. Они могли бесперебойно питать током двигатели воздушного корабля еще четыре-пять дней.

Уже наступила ночь, когда Робур и его люди приостановили работу. Передний гребной винт еще не был водружен на место. Чтобы пустить его в ход, требовалось не меньше трех часов. Поэтому, переговорив с Томом Тэрнером, инженер решил дать короткий отдых экипажу, изнемогавшему от усталости. Работу решили закончить рано утром, тем более что фонари давали недостаточно света и при дневном освещении было куда легче завершить самую тонкую часть дела – сборку винта.

Дядюшка Прудент и Фил Эванс и не подозревали об этом. Из разговора Робура с Томом Тэрнером коллеги заключили, что передний гребной винт будет исправлен до наступления ночи и «Альбатрос» тут же продолжит свой путь на север. Они думали, что воздушный корабль уже пришел в движение, в то время как он все еще прочно держался на якоре; вследствие этого события приняли совсем иной оборот, чем они предполагали.

Была пасмурная безлунная ночь. Сплошные тучи делали мрак еще непрогляднее. Поднимался легкий бриз. Несколько раз с юго-запада налетал порывистый ветер, но он был не в силах увлечь за собой воздушный корабль, который неподвижно висел над островом, укрепленный на вертикально натянутом канате с якорем на конце.

Дядюшка Прудент и его коллега, сидя у себя в каюте, изредка перебрасывались словами и внимательно прислушивались к вибрирующему звуку подъемных винтов, который покрывал все остальные звуки на борту «Альбатроса». Они ожидали наступления минуты, когда можно будет действовать.

Время близилось к полуночи.

– Пора! – воскликнул дядюшка Прудент.

В каюте под кушеткой был устроен выдвижной ящик. В него дядюшка Прудент и положил динамитный патрон, снабженный фитилем. Здесь фитиль мог незаметно тлеть, и никто бы не услышал ни потрескивания, ни запаха. Дядюшка Прудент поджег конец шнура, задвинул ящик и воскликнул:

– А теперь – на корму, и вооружимся терпением!

Оба вышли на палубу и с изумлением увидели, что у руля никого нет.

Фил Эванс наклонился над перилами.

– «Альбатрос» все еще на прежнем месте! – прошептал он. – По-видимому, они не закончили починку!.. И не смогли двинуться в путь!

Дядюшка Прудент жестом выразил досаду.

– Придется погасить фитиль, – проговорил он.

– Нет!.. Надо попытаться спастись, – возразил Фил Эванс.

– Спастись?

– Да!.. По канату, ведь сейчас ночь!.. Спуститься на сто пятьдесят футов ничего не стоит!

– Вы правы, Фил Эванс, и было бы глупо не воспользоваться этой неожиданной возможностью!

Но прежде они возвратились в каюту и захватили с собой все, что могли унести, на случай более или менее продолжительного пребывания на острове Чатем; затем, заперев дверь, бесшумно двинулись к носовой части палубы.

Они собирались разбудить Фриколлина и заставить его бежать вместе с ними.

Царила глубокая тьма. Облака на юго-западе начали редеть. Воздушный корабль слегка покачивался на якоре, и державший его канат немного отклонился от вертикальной линии. Стало быть, спускаться будет нелегко! Но разве могло это остановить людей, которые только что не колеблясь поставили свою жизнь на карту!

Дядюшка Прудент и Фил Эванс осторожно пробирались по палубе, прячась за рубками и прислушиваясь к малейшему шуму. Но все было тихо. В иллюминаторах не видно было света. На борту воздушного корабля стояла такая тишина, какая бывает только ночью, когда все погружено в сон.

Пленники уже приближались к каюте Фриколлина, как вдруг Фил Эванс остановился.

– Вахтенный! – прошептал он.

В самом деле, какой-то человек растянулся перед рубкой. По-видимому, он только дремал. Если бы он поднял тревогу, попытка к бегству сорвалась бы.

Вокруг валялись веревки, куски парусины и пакля, которыми пользовались при исправлении винта.

Мгновение спустя вахтенный был привязан к перилам палубы. Голова его была закутана парусиной, в рот вставлен кляп. Он не мог ни крикнуть, ни пошевелиться.

Все это было сделано почти бесшумно.

Дядюшка Прудент и Фил Эванс прислушались. В рубках было тихо. Люди на борту спали.

Беглецы – теперь их уже можно так назвать – приблизились к каюте, занимаемой Фриколлином. Из рубки доносился громкий храп Франсуа Тапажа, достойный его фамилии; это их успокоило.

К величайшему удивлению дядюшки Прудента, ему не пришлось даже открывать дверь в каюту Фриколлина: она была распахнута настежь. Заглянув в нее, он повернулся к своему спутнику и тихонько воскликнул: